Винценто, итальянский охотник, заинтересовался научной деятельностью и являлся одним из самых активных и деятельных подопечных Морриган. Занимался он, в первую очередь механикой и физикой. Настолько увлеченно, что, как и брат, часто забывался и ночевал прямо на рабочем месте, корпя над какой-либо книгой, тщательно и скрупулезно переводя и осмысливая. Так он нашел себе вторую жену, гречанку Анастасию, что в свое время освободили из рабства. Она таким же, как и он, энтузиазмом изучала древние трактаты, собственно на почве древнегреческого языка они и сдружились. Потом эта дружба перешла в некое подобие платонической любви, а еще через полгода, она, совершенно неожиданно для всех окружающих забеременела. После чего, направляемый руководящим пинком Эрика, он официально с ней обвенчался и узаконил свои отношения. Таким образом, была образована первая семья из протоученых, так как называть учеными их пока язык не поворачивался – уровень не тот. Но в будущем, несомненно, они из этой парочки получатся, так как их энергия и увлеченность была столь велика, что вызывала зависть и восхищение коллег. Но и это еще не все, получилось так, что пара оказалась замечательным союзом и в прикладном плане – они дополняли друг друга, ибо ее тянуло к математике, а его – к физике. Получалась практически небольшая рабочая научно-исследовательская группа комплексного физико-математического толка.
Помимо них были и другие люди, что прибились к стае Эрика позже. И это замечательно. Уровень этнического и социального разброса по положениям тех людей, что делали с князем его большое дело, был очень велик. С одной стороны, это было очень плохо, так как получалось множество конфликтов. С другой стороны, это позволяло потихонечку создавать новый этнокультурный и экономический центр очень солидного масштаба. Можно даже сказать, что получалось вполне неплохо, даже местами с имперскими замашками. Что же касалось религии, то с каждым шагом ее положение на территории княжества усугублялась в негативном ключе. В месте, где пересекалось такое количество разных культурных традиций, пускать дела клириков на самотек было бы самоубийством. Это привело к тому, что к январю 1209 года на территории княжества не осталось никаких действующих сооружений культа. То есть, священники всех конфессий были серьезно стеснены в своих возможностях. Основной их бедой было то, что строить что-то в городах, им было запрещено, а в пригороде, как правило, располагались хозяйственные земли, которыми нельзя было пожертвовать ради культа. Делались робкие попытки строить церкви далеко в горах, но там практически не было прихожан, которым оказалось просто лень ходить в такую даль, да по таким крутым горкам. Даже католический монастырь, что, в обмен на королевскую корону выменял папа, и тот, строился уже практически год, но так как, всеми доступными средствами срывались работы или поставки, то смогли сделать только небольшую часть фундамента главного здания и обнести строительную площадку забором. Самым умилительным было то, что князь старался выставить виновником срывов строительных работ монастыря епископа, о чем и писал Иннокентию. По началу, это давало эффект – бедный Гонорий не знал, за какие дела хвататься, ибо его в конец задергали. Он стал раздражителен, плохо спал, сильно похудел. Однако в январе 1209 года приехал эмиссар Папы Римского с ревизией. Мужик он оказался неглупый, а потому достаточно быстро разобрался, что к чему. За этим визитом последовал отзыв епископа на консультацию в Рим. Судя по обстановке назревал серьезный кризис в отношениях с католической церковью. В мае того же года вернулся Гонорий, да не один, а с крупной свитой. С ним, по донесениям Феодора, из Италии прибыло порядка ста человек, сразу же включившихся в подрывную работу. Их основной задачей, по всей видимости, было организовать выступление не религиозной почве, чтобы вынудить князя пойти на уступки перед рвением собственного народа. Увы, более-менее адекватной службы государственной безопасности, способной противодействовать агентам католического церковного аппарата у князя не было. Поэтому, в середине июня 1209 года, Гонорий поднял достаточно организованное восстание. На главную площадь Боспора пришло около трех тысяч человек, то есть, больше половины всех католиков государства. Предотвратить подобный демарш у Эрика не получилось, поэтому оставалось только подготовиться к подавлению бунта. Для этих целей оба батальона и артиллерийская рота были тайно сконцентрированы в непосредственной близости от центральной площади, куда, как заранее стало известно, должны подойти бунтовщики. А когда те, добравшись, начали скандировать лозунги религиозного характера, к ним прибыл конно, при небольшой свите, сам князь и занял верхние ступеньки крыльца уже практически достроенной Академии, что возвышались на два метра над землей. К нему вышел Гонорий и стал, пользуясь популистскими лозунгами и прочими пиар ходами разыгрывать концерт. Эрик же ждал и лишь изредка вставлял вопросы или комментарии, с целью подержать шоу и направить его в нужное русло. Но вот, на двадцатой минуте, епископ сорвался и перешел на обвинения, а местами и на оскорбления, пытаясь выставить князя дурачком перед толпой верующих. Этого то, наш германец и ждал. Улыбнувшись самой милой улыбкой Гонорию, он повернулся к одному из сопровождающих его людей и кивнул. Тот поднял горн и, спустя минуту, к площади подошли войска, заняв заранее определенные позиции. Народ притих, ибо оказался ошарашен подобным поворотом событий. А Эрик подошел к епископу, взял его за шиворот и, встряхнув, поставил на колени перед собой. После, не спеша и громогласно начал свою речь.